Нам давно было интересно и немного странно, почему загадочная Сибирь, которая с каждым годом манит к себе все больше иностранцев со всего мира, стремящихся попасть на Байкал, на Камчатку или на Красноярские столбы, так редко интересует самих россиян, которым, казалось бы, гораздо проще и ближе добираться до сибирских краев. И для начала мы решили исправить собственное упущение и купили билет на очередной самолет, для которого нам, в первый раз за очень долгое время, не понадобился загранник. Нашим окном в Сибирь стал Красноярск — город, который покорил меня еще в первое наше знакомство семь лет назад.
Ну а любое знакомство с Красноярском начинается (после знакомства с его вокзалом, разумеется) с давно известного и дорогого сердцу каждого пользователя рублями Коммунального моста. И именно поэтому по Красноярску очень легко ностальгировать — взглянул на десятку и тут же мысленно перенесся на широкую набережную Енисея.
Честно говоря, кроме моста я в Красноярске ничего особо сфотографировать не успела, потому что мы почти сразу прыгнули в автобус и за бешеные 16 рублей понеслись в знаменитейший и совсем «домашний» для Красноярска заповедник Столбы.
Красноярские столбы — это гранитные скалы, образовавшиеся более 400 миллионов лет назад. Подземная магма в течение долгого времени пыталась вырваться на поверхность и застывала в трещинах земной коры. Со временем в результате выветривания и вымывания более хрупкие породы коры разрушились, а застывшая магма осталась. Солнце, ветер и дожди отшлифовали камень и в результате появились причудливые формы, которым красноярцы любовно дали имена. Теперь тут можно встретить каменные «Перья», «Бабку и внучку», «Деда», «Близнецов», «Львиные ворота» и многих-многих других. К сожалению, на этот раз встретиться и познакомиться поближе с каменными великанами нам особо не удалось. Однако, без приятных знакомств таки не обошлось — но обо всем по порядку.
Дело в том, что добирание до Столбов далеко не ограничивается 16-тирублевым автобусом. После этого любому посетителю предстоит еще преодолеть неслабый путь в 7 километров вверх с постоянно меняющейся степенью крутости подъема. И эта дорога была бы и правда сложной и муторной, если бы не красота леса вокруг и не общительность и мимимишность его обитателей!
С первой обитательницей мы, в прямом смысле этого слова, столкнулись практически нос к носу. Заговорившись с Вовкой, я слегка подзабыла о том, что надо периодически поглядывать и вперед, и повернула таки голову ровно за метр до столкновения с кормушкой, висевшей прямо на уровне моих глаз. И, надо признаться, кормушка была отнюдь не пустой! Но практически произошедшее столкновение, похоже, совсем не смутило и не обеспокоило обитательницу домика с вкусняшками.
Не возникло беспокойства и тогда, когда мы, затаив дыхание, дерзнули подойти чуть поближе…
… а потом еще ближе…
А потом еще поближе… В этот момент какая-то едва заметная тень сомнения закралась таки в ее маленькую глазастую головку, но желание еще немного похомячить явно взяло верх. Еще бы! Какой дурак бросится бежать от какой-то невразумительной опасности, когда столько вкусного осталось недоеденным!
Я не буду делиться с вами всеми фотографиями, которые были сделаны за эти долгие полчаса — только признаюсь, что выбирать десяток из сотен белко-снимков потом было до слез сложно. Одно скажу — никогда в жизни мне не попадалось другого такого создания, глаза которого можно было бы настолько же беззастенчиво использовать в качестве зеркала…
Наверно, эта фотосессия длилась бы вечно, если бы не приземлившийся неподалеку на ветку поползень, который напомнил, что в этих лесах таится еще множество моделей, мечтающих засветиться в кадре. И, надо признать, он был бессовестно прав…
Признаюсь честно, следующие любители пожрать и попозировать были уж совсем до безобразия фотогеничны. В такие моменты я всегда заново задаюсь вопросом — как мы умудрялись жить и не сходить с ума в эпоху пленочных фотоаппаратов с бесчеловечным лимитом в 36 ускользающих кадров?
Итак, бурундуки… Доводилось ли вам когда-нибудь встречаться с ними нос к носу в живой природе? Да ладно, хотя бы в зоопарке? Мне вот точно — нет! Нет — в значении, абсолютно и безоговорочно никогда. Поэтому радость, подстерегавшая меня по дороге на Столбы, была просто таки невыносимо прекрасной…
Первого бурундука мы выслеживали около получаса с замиранием сердца и периодически вырывающимися и жестоко подавляемыми восторженными писками…
Со вторым мы уже немного осмелели и даже позволили себе покинуть свое надежное убежище в ближайших зарослях крапивы…
Ну а с третьим, четвертым и пятым разве что не выпили на брудершафт. После всего пережитого могу с уверенностью заявить, что в жизни нет ничего прекраснее и трогательнее, чем счастливый бурундук с раздутыми от семечек защечными мешками.
Собственно, вся эта душераздирающая бурундуково-беличья история и не позволила нам толком насладиться видом знаменитых столбов, не то что заснять хоть что-нибудь удобосмотримое. Дело в том, что на 7-километровый путь вместо положенных пары часов у нас ушли все четыре, и последний шаг на подъеме счастливо совпал с первой каплей дождя, который в этот день больше так толком и не закончился… Поэтому фотоаппарат я рискнула достать только у Первого столба — да и то, только для того, чтобы сделать пару невразумительных кадров с белесым небом и поразительной гаммой всевозможных оттенков серого.
После полутора часов чавканья по грязи, слаломного скольжения по камням и поиска сосны пораскидистей, нам таки пришлось попрощаться с промокшими и озябшими каменными истуканами и пуститься в обратный 7-километровый путь — благо на этот раз исключительно вниз. На этот раз дорогу скрашивала только надежда на то, что начинающее подозрительно побаливать горло после вечернего горячего чая таки вернется в норму (надежда, впоследствии, разумеется, не оправдавшаяся) и мокрые грустные бурундуки, периодически показывавшиеся у края тропинки и тут же, несолоно хлебавши, скрывавшиеся в непроходимой травяной чаще.
А в Красноярске нас снова ждал уже полюбившийся нам мост — только на этот раз какой-то совсем незнакомый и сказочный…
Казалось, что после долгих лет неволи и прикованности к великой реке, он наконец-то вырвал из земли свои многотонные сваи, поднатужился, подпрыгнул — и завис в нескольких метрах над беспокойной водной громадиной. А теперь парит и недоумевает, что же делать дальше — то ли, поддавшись извечной силе притяжения, плюхнуться обратно в ледяные объятия Енисея, то ли собрать оставшиеся силы в кулак, сделать еще рывок и лететь дальше, повинуясь уже только своей, неведомой раньше ему самому силе. И почему-то в тот момент совсем не хотелось знать, чем закончится эта дилемма. Хотелось просто запомнить его навсегда таким — парящим, оторванным, растерянным. Как будто всем своим видом выражающим сущность многоточия…
